В комнате было темно и это немного успокаивало Франко. Он выглядел спокойным и решительным, но все внутри заледенело от страха, а сердце было готово выскочить из груди. Оказавшись в спальне синьора Оттобони, он понял. Что не представляет, что теперь делать дальше. Может еще не поздно уйти? Грациано, за все время пока они шли сюда, не проронил ни слова. Это немного тревожило певца. Он понимал, что что-то делает не так.
- Не думайте обо мне плохо, синьор Оттобони. Мне так проще и Вам не нужно меня принуждать, - намек на улыбку отразился на его лице. Сейчас, в полумраке, Грациано выглядел особенно зловеще. Его высокая статная фигура, широкие плечи и выдающийся нос приобрели сходство с горгульей. Не хватало разве что только горящих желтым огнем глаз и пары кожистых крыльев за спиной. И руки у него были теплые и мягкие. Он обнимал бережно и осторожно, будто боялся сделать Франко больно.
- У меня это впервые, - Франко нащупал ладонь Грациано и сплелся с ней пальцами. Его собственные ладони оказались холодными и влажными, - признаться, я не знаю, что мне делать. Вы мне поможете?
01.06.1740 Дом Грациано Оттобони. Успех - это успеть
Сообщений 21 страница 30 из 30
Поделиться212012-04-09 10:39:09
Поделиться222012-04-12 12:14:17
"Агнец на заклание" - в который раз подумал Оттобони. Тедески был так доверчив и так решителен в этот момент, что вызывал невольное восхищение отчаянностью и безрассудством. Зачем певец это делал - нобиль не мог понять. Оттобони, добившись своего, должен был праздновать победу. Его затея удалась, и вскоре рассказы о том, что Франко принадлежит ему целиком и полностью, перестанут быть слухами, став вполне обыденной реальностью. Однако нобиль пару мгновений медлил, подспудно боясь спугнуть момент.
Когда Тедески взял Оттобони за руку, Грациано отозвался деликатными прикосновениями, но это был строгий расчет, направленный на то, чтобы сопранист не перепугался еще больше и не испортил своему любовнику удовольствия.
- Я хочу тебя, - тихо сказал Оттобони. - Плохо это или нет, решай сам, - сказав это, он не дал певцу ответить, увлекая того на кровать, чтобы оба могли освободиться от одежды.
Ответом на второй вопрос Франко стали уверенные действия нобиля, который дал понять, что со всем справится сам, лишь бы сопранист не сопротивлялся. Наконец, когда оба оказались в чем мать родила, Грациано приступил к более решительным действиям, добиваясь того, чтобы Тедески почувствовал не отчаяние и довлеющее над ним обязательство, а естественное влечение.
Повернув Франко на живот, он уверенными и медленными движениями гладил его спину, целуя плечи и шею. "Вкус" и запах казались Оттобони восхитительными. Как всякий человек, любящий красоту, Грациано мысленно признавал, что Франко повезло не только с голосом. Кастрация, которая для многих являлась пикантной деталью и поначалу вызывала интерес у самого Грациано, стала чем-то несущественным. Мнимая женственность певца испарилась вместе со всеми светскими условностями и необходимостью играть роли. Для Оттобони он стал обычным юношей, с которым нобиль искренне желал близости. Расчет уступил место инстинктам и погоне за удовольствием. В конечном счете для Грациано осталось только обнаженное тело неопытного любовника, тесные объятья и прерывистое дыхание сопраниста.
Отредактировано Грациано Оттобони (2012-04-12 12:18:34)
Поделиться232012-04-13 13:55:27
Франко был чрезвычайно рад тому, что в комнате царил полумрак. Со своей одеждой он расставался неохотно, а когда остался совершенно обнаженным, поспешил подтянуть колени к груди, чтобы хоть как-то скрыть собственную наготу. И хоть в комнате был всего один человек, и в полутьме было сложно что-либо разглядеть, Франко ощущал себя очень неуютно, будто бы стоял на главной площади, в чем мать родила перед тысячами людей. На Грациано он вообще старался не смотреть, отчаянно пряча глаза. Его лицо пылало, словно у девицы с тонкой душевной организацией, которой рассказали неприличный анекдот. И он все еще не знал, что ему делать и как вести себя, но Грацианно довольно быстро дал понять, что все делает сам, Франко оставалось только лежать и получать удовольствие.
Он послушно лег на живот, вцепившись ладонями в покрывало, будто бы оно могло уберечь его от чего-то страшного и необратимого. Все его тело – натянутая струна. Страх сковал конечности. Было трудно двигаться, думать, даже дышать.
- Наверное, нет ничего плохого в том, что вы желаете близости со мной, синьор Оттобони. Это льстит мне. И надеюсь, я не разочарую Вас.
Оцепление вскоре стало проходить. Умелые ласки Грациано, заставили юношу немного расслабиться. Деликатные прикосновения губ к выступающим лопаткам и острым плечам, руки, осторожно оглаживающие его спину, убедили Франко в том, что Грациано не сделает ему ничего дурного. И потому как дыхание юноши выровнялось, а тело стало напоминать кусок горячего парафина, можно было понять, что он всецело доверяет нобилю, что бы тот не делал.
Поделиться242012-04-16 22:21:09
Отредактировано Грациано Оттобони (2012-04-16 22:23:56)
Поделиться302012-05-04 13:21:34
Оттобони напротив не стеснялся ни своей наготы, ни, тем более, только что произошедшего между ними. Несмотря на неопытность и страх Тедески, нобиль был доволен. Если сопранист ранее боялся разочаровать своего покровителя, теперь об этом можно было не беспокоиться. Испытывал ли Тедески боль и разочарование? Грациано это обстоятельство не заботило также. Будучи эгоистом до мозга костей, он беспокоился только о своей похоти, а теперь, когда она была удовлетворена, сделался умиротворен и беззаботен.
- В Оспедалетто будет концерт, - сообщил он, наполняя вином бокал для Франко, - в воскресенье. Ты должен послушать, - подойдя к разворошенной постели Оттобони протянул питье сопранисту. - У них новая солистка, взамен пропавшей. Говорят, ничем не хуже. Хороший диапазон.
По тону было ясно, что возражения не принимались. Какие-либо планы певца были не в счет.
Сообщив эту новость, Грациано принялся одеваться, изредка бросая взгляд на давишнего любовника. Было ясно, что синьор Оттобони более не отпустит то, чем владел сполна. В будущем, возможно, он удовлетворит любопытство синьоры Фьяммы, рассказывая ей пикантные подробности. Счет диковинных удовольствий, который мысленно вел венецианский распутник, пополнился именем кастрата Тедески.
Грациано не знал, когда наскучит ему эта забава и нынешняя прелесть блюда под названием Франко Тедески обернется пресыщенностью. Не знал и не хотел знать. Он относился ко всем своим связям легко. Одно удовольствие сменялось другим. И только одно условие было неизменным - оставив, Грациано никогда не возвращался к тому, что когда-то было необходимым и важным.
Чуть позже, когда сопранист оделся, Грациано позвал служанку. Расторопная и не болтливая девица, давно привыкшая к хозяйским забавам, перестелила постель, проворной рукой разгладила покрывало, проводила Тедески в гостевые покои, чтобы со всем тщанием устроить на ночлег. Улыбнулась, подавая таз для умывания и, пожелав доброй ночи, быстро шмыгнула за дверь.
К утру грозовые облака над Венецией рассеялись, открывая чистое, будто умытое, предрассветное небо.