День выдался жарким. Впрочем, как и все летние венецианские дни. Синьор Бернарди не любил эту пору, потому что изнемогающие от жары горожане становились медлительны и ленивы, особенно тогда, когда требовалось делать дела быстро. Казалось, даже вода в каналах превращалась в темно-зеленый вязкий кисель. Редкие грозы приносили свежесть лишь ненадолго. Одна радость - встреча с Мартиной. Франческо надеялся, что девушка его ждала. Ведь каждый раз, когда они виделись, она отвечала ему радостной и немного смущенной улыбкой. Это означало, что Франческо нравится ей. Так он считал.
Ожидая в помещении для встреч, негоциант скучающе поглядывал по сторонам. Взгляд все время упирался в деревянное распятие, висевшее на стене. Синьор Бернарди не очень-то верил в Бога, но о том никому не говорил. Принадлежащий к торговому сословию, он более полагался на крупные суммы и честность деловых партнеров.
Престарелая преподавательница, синьора Катерина, встретила Бернарди со всей любезностью. Привилегия члена совета попечителей - теплый прием независимо от обстоятельств. Франческо не понаслышке знал, сколько стоит такое отношение. Регулярные вложения поддерживали амбиции и статус. Негоцианта считали добрым, но строгим человеком. Улыбаясь, Франческо часто повторял, что в нынешние времена благочестивую девицу очень трудно найти, поэтому он и решил взять в жены красивую и талантливую сироту.
Так в цветочной лавке покупатель выбирает самый красивый и свежий цветок.
- Обождите здесь, я ее приведу, - синьора Катерина улыбнулась и заковыляла к двери. Изъеденная ревматизмом старуха по слухам когда-то великолепно играла на скрипке, а теперь годилась лишь для строгих наставлений, да привечала дорогих гостей. Иногда она, выказывая особое расположение, оставляла синьора Бернарди и его избранницу наедине. Впрочем, это была только видимость, потому что внимательная преподавательница все равно стояла за дверью.
Когда синьора Катерина вышла, Франческо уселся на стул, поддернул кюлоты и вытянул ноги. Надеялся, что не придется долго ждать, крутил набалдашник трости в нетерпении.

Наконец она пришла. Их оставили наедине. Франческо поднялся и приветствовал девушку. Отмерил сдержанный поклон и после этого вновь уселся. Синьора Катерина, кряхтя, скрылась за дверью. Не было слышно удаляющихся шагов. Старуха слушала.
Мартина заговорила неожиданно бойко, потом отчего-то запнулась, а следующие, сказанные ею слова, заставили синьора Бернарди пару мгновений недоуменно смотреть на свою избранницу.
- Нет? – повторил Франческо с таким удивлением, будто все уже было решено и вот, в последний момент, сорвалось. – Как это «нет»? – переспросил негоциант, все еще не понимая, что за каприз приключился с его милой Мартиной. Не так давно она улыбалась ему и выказывала интерес, а теперь с чего-то вдруг говорила «Нет». Да так твердо, будто это было делом принципа.
Разумеется, Бернарди вполне естественно считал девушку своей суженой. Был уверен, что юная сирота сделает выбор в пользу обеспеченной жизни. А теперь… Да что это за глупости, черт возьми? Негодование комом подступило к горлу. Пальцы синьора Бернарди крепче сжали набалдашник трости. Выказать злость – значит, признать себя уязвленным, думал он. Поэтому сделал вдох и выдох, чтобы не давать волю эмоциям и иметь возможность спокойно выслушать ответ. Если, Мартина, конечно, потрудится дать пояснения.

- Пе... - начал было Франческо и от возмущения даже закашлялся, - пение? - синьор Бернарди искренне недоумевал, что пришло в голову сироте. Подумаешь, пение! Музыка! Нет, ничего против оных негоциант не имел, но считал эти занятия несерьезными и потому не стоящими таких жертв, как счастливый брак с ним. Право слово, что за блажь! Иметь возможность получить все: его доброе имя, деньги, заботу и любовь, и отказываться ради какой-то... музыки?
Франческо Бернарди относился к музыкальному искусству, увы, с присущим торговцу практицизмом. Если музыка приносила деньги - она имела право быть. Если же нет - жалеть об ее отсутствии не стоило. Именно потому он искренне не понимал рвения Мартины в данном вопросе, полагая, что причина в другом. В чем - нужно было выяснить.
Возможно, смуту подняла своим исчезновением другая воспитанница, Юлия. Вот что бывает, когда все вокруг попустительствуют молоденьким девушкам, ищущим любви. Всюду синьору Бернарди чудился вопиющий недосмотр.
Негоциант поднялся со стула и подошел к сироте. Покашлял в кулак, прочищая горло. Глядя на нее сверху вниз, он переспросил:
- Обойти запрет Вы сказали? - повторил, понижая голос до шепота, чтобы не расслышала стоявшая за дверью синьора Катерина. - Вы понимаете, о чем просите сейчас? Вы предлагаете мне найти способ нарушить закон? - конец трости, вращаемой в руке, нещадно буравил паркет.

Просто удивительно, сколько было упорства в этой девушке. По правде говоря, это упорство нравилось синьору Бернарди, но только не тогда, когда оборачивалось против него самого.
Сцепив зубы, Франческо слушал короткую отповедь Мартины, и с каждым произнесенным словом его взгляд становился холоднее, а гладко выбритое лицо бледнело без белил. Чуть приподняв подбородок, негоциант застыл будто каменное изваяние.
Трость с глухим стуком ткнулась в паркет, ладонь замерла.
- Это мы еще посмотрим, - все с тем же обманчивым спокойствием ответил Бернарди. Голос звучал так тихо, что подслушивавшей синьоре Катерине не разобрать. Старуха прильнула ухом к двери, стараясь расслышать, что же ответил Бернарди Мартине, чьи слова она напротив слышала очень хорошо.
Уступать негоциант явно не собирался. Пожелание найти хорошую невесту вызвали у него скептический смешок, как будто Мартина, сама того не зная, позволила себе страшную издевку. То была уязвленная гордость.
– Я уже нашел невесту, которая всем для меня хороша, но я не нравлюсь ей, - сказал негоциант. Губы Бернарди тронула жесткая усмешка, обозначив резкие морщины у рта.

Синьор Бернарди искренне не мог понять: насмешничает сейчас Мартина или говорит такое не скрываясь в силу наивности и непосредственности. Негоциант не любил рассуждать о любви, и не мог дать определения этому чувству. Все романтические истории и галантные жесты он считал не более чем мишурой, скрывающей сермяжную правду. Однако, при всем при этом, не был скуп на знаки внимания. И теперь в ответ на всю проявленную им доброту, Мартина говорила, что, возможно, Бернарди подыщет себе другую.
Ему было сложно вообразить такое. Франческо не был склонен менять решения и от сделанного однажды выбора не отказывался. Тем более, если он виделся ему во всех смыслах выгодным.
Теперь же Бернарди сосредоточенно слушал увещевания Мартины и лихорадочно думал, что сказать в ответ, чтобы девушка наконец его поняла. Опасаться показать обиду было уже поздновато. Сирота смекнула, что он крайне недоволен принятым ею решением.
- Найти другую. Выбрать и заменить. Пожалуй, что Вы правы. Из Вас вышла бы отличная жена торговца, - усмехнулся Бернарди. - А Вы почему-то решили посвятить себя музыке. Или это отговорка?
Вместе с уязвленным самолюбием проснулась жгучая ревность. С чего бы Мартине сначала благосклонно отвечать на его знаки внимания, а потом дать столь резкий отказ? Его вопрос мог показаться оскорбительным, но теперь, равно как и говорившая горькую правду сирота, Франческо об этом не думал.
- Кто-то другой предложил Вам более выгодную партию? - наконец прямо спросил негоциант. От волнения дрогнули скрюченные пальцы синьоры Катерины на ручке двери.

Последовавший за Мартиной Франческо мягко удержал девушку за локоть.
- Нет, - твердо сказал он. Стоявшая за дверью старуха отошла. Послышался шорох платья. Бернарди понимал, что женщина подтвердит все, что угодно, выгораживая ученицу. Но даже если поклонника у сироты не было, это внезапное своеволие очень не нравилось ему.
- Все из-за синьорины Юлии, не так ли? - спросил мужчина мягко но решительно удерживая девушку. Он не стремился причинить ей боль, но был настойчив в попытке разобраться. В отказ не верилось, и потому негоциант лихорадочно искал объяснение столь внезапной перемены решения. Музыка, как водится, была не в счет. Она вообще казалась ему причиной надуманной. А все объяснения, которые до сего момента давала Мартина, по этой причине выглядели если не издевкой, то не стоящими внимания. Увы, он был далек от понимания любви к искусству, хотя охотно жертвовал на него.
- Вы выбираете томление взаперти взамен радостей жизни, которые я могу Вам дать? - шепотом спросил Бернарди. - Одиночество? Старость и смерть в этих стенах? Неужели музыка стоит того? - спрашивая это, негоциант нисколько не притворялся. Он действительно не понимал, как по своей воле можно выбрать такое, тем более, имея выгодный шанс.

- Значит, чтобы петь, нужно выбрать клетку? - Франческо нахмурился и снова сжал набалдашник трости, думая над сказанным сиротой. Разумеется, Бернарди сам едва понимал, что предлагает одну клетку взамен другой.
Сегодняшняя беседа была полна сюрпризов. Вот и теперь Мартина задала вопрос, которым застала негоцианта врасплох. Он замешкался, глядя девушке в глаза, но взгляд не отвел.
- Я... - сказал он тихо, - постарался бы сделать для Вас все возможное, чтобы Вы были счастливы.
Был ли он влюблен? Франческо не мог сказать точно, а врать не стал. Безусловно, он испытывал к Мартине уважение и даже больше, но говорить о любви, бросаться словами, как делают это молодые щеголи, - не мог. Куда важнее дела, думал он, обеспеченность и финансовая стабильность. Но одно Бернарди знал наверняка - он тосковал без нее, и видеть Мартину негоцианту было радостно.
Отпустив руку девушки, Франческо сделал шаг назад.
- Я прошу Вас не торопиться с решением. Не отказывайте мне сейчас. Дайте шанс.

Когда Мартина наконец-то согласилась, синьор Бернарди с облегчением вздохнул. Он надеялся, что в конечном счете победит здравый рассудок и сирота выберет то, что наиболее выгодно, а именно - союз с ним.
Мысленно Франческо спросил себя, почему предпочитает эту шаткую надежду расставанию, которое могло произойти здесь и сейчас? Он не нашел ответа. Признавать себя зависимым Бернарди не хотел.  Отогнав куда подальше мысли об этом, негоциант принялся сухо, обстоятельно и скупо рассказывать о том, что слышал от других:
- Как обычно. Вельможи, потомки знатных семейств, светские бездельники, музыканты и певцы для их увеселения, - фраза прозвучала несколько резко, но Франческо и не пытался скрыть, что мало интересуется предстоящим событием. И правда, что в нем особенного, кроме великой чести видеть Его Светлость, который под тайным надзором мудрых Старцев из Большого Совета будет одаривать улыбками и милостью всех, у кого хватило наглости пролезть наверх?
- Гримани, Оттобони... - далее Бернарди принялся перечислять имена семейств, которые были у всех на слуху, но мало что могли сказать Мартине, кроме того, что один - владелец оперного театра, другой - известный филантроп.

- Да, его, - явно без энтузиазма ответил Бернарди. Ворон ворону глаз не выклюет, поэтому Франческо никогда не высказывался против Оттобони открыто, но в каком-то смысле ревновал Фортуну к нобилю-дельцу. Это было чувство иррациональное, не имевшее объяснений. Возможно, негоцианту не нравились манеры Оттобони, а может быть все дело было в том, что меценат имел все без малейшего труда (по крайней мере так казалось), тогда как Бернарди порой приходилось хорошенько покрутиться, чтобы сохранить имеющийся у него капитал. Вероятно, еще одной причиной была властность нобиля, которую тот демонстрировал всюду, где бы ни находился. Франческо считал это неприятной чертой, свойственной выскочкам.
И теперь его избранница открыто восхищалась этим человеком. Бернарди отвел взгляд, когда девушка говорила о своем восхищении, машинально кивнул, пряча истинные чувства.
- Он очень старается во благо искусства, - сдержанно и расплывчато ответил негоциант, дабы не распространяться на тему привычек и  действий Оттобони, который покровительствовал людям искусства отнюдь не просто так.
В следующий момент Бернарди поднял взгляд на сироту и, немного смягчившись, ответил:
- Конечно, синьорина Мартина, - он считал это законной компенсацией за потерянную возможность петь.

Отредактировано Читтадино (2012-04-09 10:42:20)