Платье, которое девушке было велено надеть, решительно ей не нравилось. Слишком... слишком непривычное, что ли... Бьянка так и не смогла подобрать подходящего слова для описания своего отношения к этому наряду. Нет, безусловно, оно было красивым: и ткань такая нежная и на ощупь приятная, и вышивка тонкая. У неё отродясь такого богатства не было. Впору радоваться обновке и благодарить хозяина, столь расщедрившегося на какую-то безграмтоную горничную, но на душе у Бьянки было неспокойно.
Что за странный такой ужин, во время которого нельзя прислуживать в её обычном платье? Оно, конечно, не такое роскошное, да ведь и она не благородная дама, чтобы щеголять в шелках. Да и потом, от неё и требовалось-то всего-ничего: принести да подать. Разве нужно для этого так выряжаться? Впрочем, господам явно виднее, как заявил синьор Пасквино на робкие возражения Бьянки. А потому горничной оставалось только помалкивать и делать, что приказано.
В назначенное время девица робко заглянула в зал, где собрались гости. Казалось бы, всего-то делов - обойти присутствующих с корзинкой засахаренных фруктов, да она за последний месяц со счёта сбилась, сколько раз прислуживала за столом! Только вот не в таком открытом платье... "И даже платком не прикрыться, и юбку не одёрнуть", - с досадой подумала Бьянка, наконец-таки решившись зайти в комнату.
Правда, увиденное прямо с порога тут же заставило девушку забыть о собственном не очень приличном виде, потому что по сравнению с дамами, которых синьор Оттобони пригласил на свой ужин, одета она была словно монашка. Раньше скромной рыбацкой дочери и в голову не могло прийти, что может найтись порядочная женщина, которая рискнёт появиться перед людьми с, прости Господи, голой грудью. О чём же думал её хозяин, когда приглашал всех этих синьор? Что скажут люди, когда узнают, что она прислуживает у человека, в гостях у которого бывают такие дамы?
Бьянка так и не решилась пройти дальше порога, застыв с перевитой лентами корзинкой в руках, будто бы действительно превратилась в фарфоровую куклу. Сейчас испуганной наивной девице больше всего хотелось выбежать вон, чтобы не увидеть чего дурного, но и ослушаться приказа она тоже не решалась, потому как кто ещё возьмёт на работу такую неумёху? А ей же надо семью кормить... Так и не придя к однозначному решению, девушка кинула на синьора Оттобони вопросительный и вместе с тем отчаянный взгляд, словно прося совета, как ей поступить.

Отредактировано Бьянка Контадино (2011-08-10 21:29:03)

От ободряющего кивка хозяина Бьянке ни капельки не полегчало. Она и сама не могла понять, чего так боится, ведь это не её же грудь была выставлена на всеобщее обозрение. Правда, находиться среди этих девиц тоже было грешно, бедняжка даже не знала, как признаться в этом на исповеди, и от одной мысли, что придётся каяться в подобном, щёки девушки покрылись густым румянцем. Да и после прямого приказа синьора Оттобони незаметно выскользнуть обратно уже точно не получится.
А потому молодой горничной не оставалось ничего иного, как, тихонечко вздохнув, приблизиться к хозяину и, как ей показалось, ужасно неуклюже протянуть корзинку с засахаренными фруктами. "Бог мой, это мне что, придётся сейчас подходить к каждому?" - внезапно подумала Бьянка и от этого засмущалась ещё больше.
Словно забыв о присутствии своего работодателя, который запросто мог посчитать подобное поведение горничной неприемлемым, девушка принялась с любопытством, не отменявшим, впрочем, давешнего смущения, разглядывать присутствующих за столом. Раньше Бьянке не доводилось видеть столько кружева, вышивки и даже переливающихся камней за раз. Нет, она, конечно, знала, что богачи утопают в роскоши и ни в чём себе не отказывают, ведь и в доме у синьора Оттобони было полно всяких удивительных и наверняка безумно дорогих вещиц, но от такого великолепия просто глаза разбегались.
Через какое-то время, показавшееся Бьянке вечностью, она вспомнила о своих обязанностях и вновь опустила испуганные глаза на хозяина, на этот раз уже не столько смущаясь своего внешнего вида и царящей вокруг атмосферы, сколько опасаясь, что благодаря собственной нерасторопности и медлительности может потерять работу.
- Синьор желает, чтобы я обошла с корзинкой гостей? - почти шёпотом спросила она. От смешка, вырвавшегося из уст юноши, прислуживавшего сидевшему рядом господину, девушка смутилась и покраснела ещё больше. Разве она сказала или сделала что-то не то? Ну да, манерам её никто не учил, но разве ж она виновата, что робеет от одного вида этих господ и полуголых девиц?

Услышав подтверждение приказа, Бьянка едва слышно вздохнула. Она и сама не могла сказать, почему гости синьора Оттобони так смущали её, и дело было не только в полуобнажённых девицах. Мысль о том, что придётся предлагать фрукты и им, лишь добавляла смущения, от которого, кается, горничная покраснела уже с головы до пят.
Но делать было нечего. "Да не съедят же они тебя!" - подумала девушка, досадуя на собственную непонятно откуда взявшуюся робость, и осторожно, будто бы ступала по яичной скорлупе, пошла вдоль стола, предлагая гостям засахаренные фрукты.
Как не убеждала себя Бьянка, что виной всему её мнительность, не чувствовать на себе внимательные и до ужаса неприятные взгляды она не могла. А потому инстинктивно старалась держаться подальше, протягивая корзинку на вытянутой руке, будто бы предлагала господам самую настоящую отраву, тогда как совсем недавно гадала, останется ли в корзинке хоть что-нибудь, и позволят ли ей забрать эти остатки, чтобы порадовать братишек и сестрёнок.
Медленно двигаясь вдоль стола, Бьянка изредка позволяла себе лишь один беглый взгляд в сторону синьора Оттобони, словно надеялась, что тот внезапно сжалится над "пастушкой" и позволит ей покинуть залу. Но нет, казалось, хозяин наблюдал за происходящим с нескрываемым удовольствием и явно не собирался отпускать не в меру разволновавшуюся прислугу.
Однако же ни одна пытка не может продолжаться вечно. Конец противоположного края стола казался девице чуть ли не вратами Рая. Возможно, больше от неё ничего и не понадобится, и можно будет идти домой. Точнее, не домой, а к синьору Оттобони, Пасквино сказал, что сутра нужно будет сделать кое-какую работу по дому. Что ж, в любом случае, это привычнее,  чем то, что приходится делать сейчас.
От подобных мыслей Бьянка слегка успокоилась, немного расслабилась и даже смогла вполне приветливо улыбнуться весьма упитанному господину, что сидел неподалёку от хозяина и сейчас запустил унизанные перстнями пальцы в протянутую корзину. Правда, буквально в следующее мгновение девушке пришлось убедиться, что недаром она всё это время была настороже. Вышеупомянутый синьор, оставив в покое корзинку и наградив "пастушку" взглядом, который слишком поздно напомнил той о торговце сукном, к которому девушка когда-то пыталась устроиться в лавку, неожиданно схватил её за руку и потянул на себя, явно намереваясь усадить добычу к себе на колени.
От неожиданности и испуга Бьянка пронзительно вскрикнула, чем вызвала лишь довольные смешки со стороны прочих гостей. Сама же она, изо всех сил стараясь высвободить запястье, с мольбой во взоре повернула голову к синьору Оттобони в надежде, что тот не даст в обиду свою служанку.

Радость от того, что хозяин не дал её в обиду, быстро сменилась новым приступом волнения и смущения. Час от часу не легче! И зачем синьору Оттобони нужно было уделять ей столько внимания? Теперь уже точно нельзя было списать любопытные и насмешливые взгляды присутствующих на собственную мнительность - Бьянка мгновенно стала центром всеобщего внимания.
Правда, невзирая на то, что горничная мечтала сейчас только об одном, а именно, о том, чтобы оказаться как можно дальше от этих людей, ослушаться хозяина она не посмела, хотя бы потому, что и правда была благодарна за избавление от этого страшного синьора.
Как только пальцы толстяка разжались, девушка сразу же отскочила как можно дальше, чем вызвала лишь новые смешки у собравшихся. "Да что я такого сделала? Можно подумать, они бы так не поступили, если б их начал лапать первый встречный!" - в отчаянии подумала Бьянка, изо всех сил стараясь не допустить того, чтобы подступившие к глазам слёзы потекли по щекам. Потому как ну кому нужна хнычущая по пустякам прислуга?
От хозяина девушка ожидала выговора (потому как подавальщица должна быть незаметной, а не верещать во весь голос, будто её режут), приказа пойти проч, нового задания, да чего угодно, только не того, что предложил ей синьор Оттобони. Бьянка никогда в жизни не пробовала вина, и сейчас, глядя на посверкивающий в руках слуги бокал, снова не знала, как ей поступить. Отказываться было страшно, но пить с хозяином, когда она всего лишь простая служанка, да ещё на глазах у всех этих господ... Это было неправильно. Девушку с детства учили, что каждый должен знать своё место, чтобы тебе на том свете зачлось. А потому лакомиться засахаренными фруктами должны гости, а она должна их разносить и не желать больше того, что даровал Господь.
- Синьор очень добр ко мне, но я не заслуживаю таких слов и милостей, - почти прошептала вконец запутавшаяся Бьянка. Она не кокетничала и не лукавила, она и правда не считала себя красавицей, а, следовательно, не могла посчитать слова Оттобони ничем иным, как насмешкой над неграмотной служанкой.

От всех этих комментариев служанка смутилась ещё больше, хотя, казалось бы, куда уж. Бедняжке хотелось провалиться сквозь землю, только бы все эти люди не рассматривали её так пристально, не смеялись над ней. В конце концов, да что в ней может быть особенного? С чего вдруг она им всем сдалась?
Но спорить с синьором Оттобони было бы полнейшей глупостью. При всей любезности и обходительности последнего, как-то само собой подразумевалось, что его приказы и желания не подлежат обсуждению. Да и, если задуматься, ничего такого ужасного от неё и не требовали.
Едва заметно кивнув, Бьянка протянула руку к персику и осторожно, будто бы боялась об него обжечься, поднесла ко рту. Глазурь за то время, что она разносила фрукты, слегка подтаяла, а потому пальцы и губы девушки в мгновение ока стали липкими. Персик был едва надкушен, когда служанка вспомнила, что ей было приказано ещё и выпить вина.
Родители всегда говорили, что этот напиток не для порядочных девушек, но разве можно было ослушаться? Мысленно напомнив себе о том, чтобы покаяться на исповеди ещё и в этом грехе, Бьянка поставила на пол увитую лентами корзинку и взяла в руку переливающийся в свете свечей бокал. Ещё немного помедлив, горничная вновь бросила неуверенный взгляд на хозяина, будто бы ждала, что он смягчится и изменит решение.  Но его выражение лица ясно давало понять, что "пастушка" и так испытывает его терпение слишком долго, а потому она поспешно поднесла бокал к губам и от испуга не пригубила его, как изначально собиралась, а сделала довольно большой глоток. От неожиданности и непривычно терпкого вкуса Бьянка закашляла и поспешила поставить остатки вина на стол, чтобы, не дай Бог, не уронить хозяйское добро. Приказ синьора Оттобони она выполнила, а потому надеялась, что на сегодня все её переживания подошли к концу.

Последующие комментарии вызвали у Бьянки новый приступ смущения и жгучего стыла, а пожелание раздеть, высказанное одним из гостей, и вовсе довело до слёз, которые вот-вот готовы были закапать из глаз. Девушка никак не могла понять, каким образом дала повод так относиться к себе, ведь она старалась лишь честно выполнять свои обязанности, делала, что ей велят, так за что теперь все эти насмешки?
Второй глоток и глотком назвать было нельзя. Памятуя о неприятном терпком вкусе и кашле, служанка лишь едва дотронулась губами до содержимого бокала и тут же поставила его обратно на стол, благо, синьор Оттобони уже переключился на другую забаву. Каково же было её удивление, когда буквально в следующее мгновение выяснилось, что и тут она будет вынуждена принимать участие.
Уставившись на хозяйскую ладонь так, будто бы сам дьявол протягивал ей свою руку, намереваясь утащить в преисподнюю, Бьянка в ужасе попятилась на несколько шагов. Не думает же синьор, что она обучена благородным танцам! Или он намеренно хочет опозорить её ещё больше? За что, бедная "пастушка" никак не могла понять.
- Синьор Оттобони, пожалуйста, не смейтесь надо мной! Вы же не можете всё это серьёзно... Я же... я всего... - она так и не договорила, вспомнив, как не понравилась хозяину попытка отказаться от вина.
Но и протянуть ему руку тоже было совершенно невозможно. Что бы сказала матушка, если б увидела сейчас свою дочь! В неприлично коротком платье, среди девиц сомнительной репутации, пьёт вино и ведёт себя, словно она ровня всем этим разряженным господам. Не для того она воспитывала Бьянку в доброй католической вере! От одной мысли об этом хотелось, как верно заметил синьор Оттобони, убежать как можно дальше.

Бьянка в ужасе взвизгнула, оказавшись на руках синьора Оттобони. Ей и в голову не могло прийти, чем она могла спровоцировать подобное поведение со стороны хозяина: всегда скромна и старательна, слова лишнего или поперёк не скажет, за что же он теперь так с ней?
Небрежно надетый венок съехал набок, глубокий вырез был, по мнению горничной, непозволительно близок к мужскому лицу, подол  и без того короткого платья оказался задран почти до самых колен. Никогда ещё девушке не приходилось испытывать такого стыда! А главное, Бьянка совершенно не понимала, ни зачем всё это, ни как ей теперь восстанавливать своё доброе имя. Да и вообще, возможно ли это после того, как столько народу видели, что она позволяет делать с собой своему хозяину? А как тут не позволить? Синьор Пасквино ещё в первый рабочий день строго-настрого наказал ей ни в чём не перечить синьору Оттобони, потому как больше всего на свете, по его словам, он не переносил дерзкой прислуги.
Но поцелуй в щёку, и вовсе показавшийся вконец перепуганной девушке самым настоящим издевательством, стерпеть покорно уже не получилось. Это ведь было совсем неправильно! Пусть он и хозяин, но всем же известно, что она девушка честная, что с ней так нельзя! Матушка учила, что целовать только жениху можно, а тут - знатный синьор, да ещё и при всех!
Забыв обо всех наставлениях синьора Пасквино, Бьянка начала отчаянно брыкаться, уже не обращая никакого внимания на царившее вокруг веселье. Извивалась в руках Оттобони, точно уж на сковородке, в страхе и отчаянии повторяя со слезами в голосе, чтобы тот пустил её.

Если синьор Оттобони желал ещё больше напугать свою служанку, то трудно было бы придумать что-то более действенное, чем этот грубый поцелуй. Впрочем, не было никакой гарантии, что хозяин ограничится лишь этим, слишком часто за сегодняшний вечер Бьянка надеялась на избавление. И каждый раз совершенно напрасно.
Сомнений в том, что её принимают за девицу определённого сорта, больше не было. Причина этой дикой несправедливости уже была не столь важна. На второй план отступило даже главное опасение - потерять работу. Это потом, когда её выкинут на улицу, Бьянка, может, и пожалеет о своём поведении, потому что опять станет нечем кормить братьев и сестёр, но сейчас она боялась и переживала только за себя.
Панический страх заставил забыть и о насмешках и похотливых взглядах гостей. Единственную и главную опасность представлял хозяин, и Бьянке казалось, что больше в комнате и не было никого, а синьор Оттобони, сжимавший запястья так сильно, что девушке мерещилось, что она вот-вот услышит хруст собственных костей, и вовсе представлялся до смерти перепуганной служанке чуть ли не посланником сатаны, явившимся перед ней за какие-то неведомые грехи.
Отчаянное сопротивление не привело к каким-то результатам, яростные крики на деле оказались лишь невнятным мычанием. И тогда вконец перепуганная и готовая буквально на всё, чтобы её оставили в покое, Бьянка сделала то, что при других обстоятельствах не позволила бы себе ни за что на свете, а именно, перестала вырываться и внезапно изо всех сил сжала челюсти, прикусывая губу синьора Оттобони и практически не замечая вкус чужой крови.

- Нет! Нет, пожалуйста, не надо! - причитала Бьянка, когда Оттобони передавал её лакеям. Щека горела, и весь ужас только что произошедшего начинал постепенно доходить до до смерти перепуганной служанки. Она забыла своё место, позволила себе слишком многое, и теперь, разозлив хозяина, должна была получить сполна. "Но ведь я же не специально, я не хотела, ведь я же не могла..." - мысли путались, девица лихорадочно пыталась найти хоть какой-нибудь выход из отчаянного положения, в которое угодила по собственной глупости.
- Пожалуйста, синьор, не наказывайте меня! Простите! Я не хотела, я же... Я никогда... - поток причитаний превратился в совсем уж звериный скулёж после того, как хозяин выставил на всеобщее обозрение её полную грудь. Девица, кажется, совсем обезумела и уже не могла с уверенность сказать, чего боялась больше, порки или выкупа.
Бьянка всегда была послушной и исполнительной (иначе нельзя, когда ты самая старшая и в ответе за малышей), а потому ничего страшнее материнского подзатыльника за нерасторопность или несильного шлепка пониже спины от отца, чтобы не вертелась под ногами, ей испытывать не приходилось. Именно поэтому предстоящая расправа казалась особенно ужасной. Но и перспектива оказаться в полной власти кого-нибудь из хозяйских гостей совсем не радовала, слишком свежи был в памяти грубые объятия того жирного синьора, что схватил её, когда "пастушка" разносила фрукты. Он и назвал первую цену, как только Оттобони объявил начало аукциона.
- Пожалуйста, пожалуйста, не отдавайте меня им! Всё, что угодно, только не отдавайте! - снова запричитала Бьянка, наивно полагая, что хозяин ценит свою прислугу хотя бы потому, что в противном случае ему придётся искать ей замену.