Алессандра Коломбо не принадлежала к числу тех людей, которые стремятся обзавестись тесным кругом близких друзей, однако иметь большое количество знакомых самого разного достатка и происхождения она считала весьма полезным. Вдвойне интересным и ценным ей казалось поддерживать знакомство с коллегами по сцене, по возможности создавая у них впечатление о себе, как о женщине открытого нрава и доброй души, искренне увлечённой искусством и далёкой от театральных интриг. По большей части внешнее впечатление соответствовало реальному положению дел, однако сейчас всё обстояло несколько иначе. Главную партию в новой, готовящейся к постановке опере, синьорина Алессандра не только считала своей, но и была уверена, что это дело решённое. Услышав о том, что ей, похоже, предпочли юную, весьма бойкую неаполитанку, которая совсем недавно появилась в театре, произвело оглушительного удара колокола. Сама же Алессандра, видимо, на сей раз могла надеяться только на одну из партий второго плана. Не склонная к открытым столкновениям и ссорам певица привычно спряталась за любезной улыбкой, решив однако, что в конечном счёте в деле распределения ролей немало зависит не только от постановщика, но и от настроений труппы. А настроение - вещь эфемерная, легко изменяемая и поддающаяся влиянию. Так почему бы этому влиянию не изойти от неё, Алессандры Коломбо?
Такие мысли и привели певицу вскоре после полудня к дому молодого сопраниста Тедески. Этот неаполитанец, начав служить в Сан-Джованни Кризостомо, уже заставил о себе говорить и вызывал искренний интерес Алессандры, какой способен спровоцировать только яркий талант. В тоже время его набожность и ощутимая скромность на фоне большинства коллег казались певице забавными и вызывали некие покровительственные чувства пополам с почти беззлобной насмешкой. Эти смешанные чувства, а также желание посмотреть на певца поближе, в уютной для него обстановке, узнать, насколько лёгкой добычей он окажется в ходе небольшой предполагаемой интриги и заставили синьорину Алессандру явиться с визитом к синьору Тедески.
День выдался жаркий, даже лёгкое шёлковое платье казалось Алессандре тяжёлым и душным футляром. Запах каналов особенно сильно отдавал затхолью, обычное венецианское многоголосие не радовало, а пробуждало головную боль, и певица благословила Небо, когда, наконец, добралась до места. Сообщив о себе прислуге и поудобнее перехватив принесённое подношение, Алессандра последовала за проворной молоденькой горничной в комнаты. Войдя, синьорина Алессандра замерла почти у самого порога и склонила голову в знак приветствия.
- Доброго вам дня, синьор Тедески, - негромко произнесла певица, едва заметно улыбаясь. - Простите внезапность моего визита. Надеюсь, я не нарушила ваши планы своим неожиданным вторжением?
В ожидании ответа она переложила из руки в руку принесённую с собой книгу - редкое издание "Аминты" Тассо.

Отредактировано Алессандра Коломбо (2011-07-15 14:21:09)

Похоже, ей были рады, во всяком случае, встретили весьма радушно.Синьорина Алессандра улыбнулась шире, когда хозяин дома склонился к её руке.
- Благодарю вас, приятно, что мне рады, и нежданный визит не оказался неуместным, - проговорила певица, направляясь к тахте, которую ей указали. - Незваный гость порой худшее из зол для того, чья жизнь интересна и полна.
Молодой певец, всегда державшийся в театре скромно и, пожалуй, даже несколько отстранённо, преобразился, привечая гостью дома. Алессандра отметила непринуждённое радушие и безупречные манеры, которые сделали бы честь человеку самого лучшего воспитания. Певица рассудила, что молодой человек весьма мил, и иметь такого друга может оказаться не только полезным, но и приятным делом. Возможно, даже искреннее благочестие, послышавшееся в словах о гневе господнем, едва не вызвавших улыбку Алессандры, не станет в том помехой.
Певица опустилась на тахту, разглаживая складки бледно-розового платья, взглянула через окно на ярко разгоревшееся послеполуденное солнце.
- Синьор Тедески, я готова отдать что угодно за стакан холодного лимонада! - Алессандра взмахнула рукой, будто прося о помощи. - Вы правы, жара установилась такая, словно на нас наслали казнь египетскую.
Последняя фраза в устах певицы прозвучала скорее присловьем, чем серьёзной сентенцией, но синьорина Алессандра надеялась, что ей удалось хоть немного поддержать тон. Глядя, как её радушный хозяин осторожно разбирает великолепные лилии в вазе, женщина присмотрелась к молодому человеку немного внимательнее. Ему не по себе в её присутствии, он в самом деле так озабочен цветами, просто рассеян - что из этого наиболее верно? Алессандра легко, почти невесомо, чтобы не смять лепестки, коснулась букета рукой.
- Чудесные лилии, красивы необычайно. В белых цветах есть какая-то особенная утончённость, делающая их более хрупкими и более запоминающимися одновременно, - негромко произнесла певица, искоса взглянув на собеседника. - А привела меня к вам, синьор Тедески, красота, не менее достойная внимания, чем эти лилии. Недавно мне по случаю досталась совершенно замечательная вещь - одно из давних и, похоже, редких изданий "Аминты" Тассо. Я вспомнила, что о вашей страсти к чтению в театре уже говорят, как о чём-то необычайном. Мне кажется, будет почти преступлением, если она не станет вашей. Вы примете от меня подарок? - улыбаясь, Алессандра протянула певцу книгу.

Алессандра с несколько неопределённой улыбкой наблюдала за своим собеседником. Всё в нём было ей приятно: и непосредственность манер, и открытость чувств, которые он так мило демонстрировал, говоря о цветах, и, похоже, совершенно искренняя увлечённость, проявившаяся в момент получения подарка. Все эти свойства были знакомы женщине, однако замкнутая, всегда настороженная, привыкшая жонглировать масками Алессандра давно спрятала подобные стороны своей натуры в глубокий тайник. Сейчас Тедески казался ей в той же мере красивым и далёким от обычного человеческого существа, как и его белые лилии.
- Я тоже люблю эти цветы, - согласно сказала певица, снова чуть коснувшись лепестков рукой. - Отчего-то их аромат напоминает мне июльские ночи, и это приятное чувство, - женщина лукаво улыбнулась.
Глядя, как собеседник перебирает страницы "Аминты", Алессандра поняла, что слухи о Франко Тедески правдивы и подарок выбран верно. Ей подумалось, что она вполне понимает радость увлечённого коллекционера, и только к лучшему, если книга станет увертюрой к их приятельству и возможному союзу.
То, что Тедески отпустил горничную, было очень кстати: певице совсем не хотелось плести свой маленький заговор в присутствии чужих, а теперь она почувствовала себя и вовсе уверенно и спокойно. Благодарно кивнув, Алессандра приняла от любезного хозяина стакан холодного лимонада и снова подняла на собеседника глаза. Надо было отозваться на комплименты и поскорее сделать ответные.
- Благодарю за добрые слова, - певица в полушутливом салюте приподняла стакан. - Мне дорого ваше мнение, и в первую голову дорого потому, что я в свою очередь восхищена вашим голосом и мерой вашего дара. Такое бывает нечасто, но на меня произвели сильное впечатление первые же ваши выступления.
Алессандра говорила с искренним уважением, почти с жаром, и для этого ей не приходилось притворяться: восхищение талантом было тем немногим, что могло пробудить в певице подлинный пыл, а Франко Тедески, вне всяких сомнений, был по-настоящему талантлив.
- Скажите, синьор Тедески, - теперь тон Алессандры стал более задушевным, она безотчётно согревала в ладонях ледяной стакан. - Вы совсем недавно появились на нашей сцене, а о Вас уже говорят... Чего вы ждёте от Венеции? Мне, знаете ли, самой довелось менять театр и выступать в чужом городе и оттого интересно, как ощущают эти перемены другие.
Прежде, чем вести разговор о деле, певице хотелось лучше понять, что на душе у собеседника, а беседа о желаниях показалась женщине одним из лучших способов сделать это.

Алессандра слушала задумчиво, грела в ладонях бокал с ледяным лимонадом и едва заметно улыбалась своим мыслям. Её собеседник говорил увлечённо, почти пламенно, и певица во многом понимала его: время и работа слегка приглушили её собственный самозабвенный пыл, однако музыка по-прежнему оставалась единственным, чему Алессандра служила всерьёз и была готова пожертвовать многим.
- Я вас так понимаю, друг мой, - в контексте разговора это обращение было почти искренним, женщина слега сочувственно улыбнулась. - Для меня в своё время уехать в Болонью значило словно перевернуть свою жизнь с ног на голову. И всё же... Венеция жестока? Объясните же мне, почему. Может быть, во мне говорит душа венецианки, но мне трудно представить, как рождается такое чувство.
Алессандра сейчас испытывала странные ощущения: она пришла сюда плести интригу и играть на чужих желаниях и чувствах, однако в разговоре проскользнули неожиданно искренние нотки, и сейчас певица понимала, что отчасти рискует расслабиться и дрогнуть в своём решении. Однако последний вопрос собеседника вернул её к изначальному состоянию души.
- Звёздной славы? - Алессандра вскинула на молодого певца искрящиеся улыбкой тёмные глаза. - Право, не знаю, можно ли так назвать моё стремление. Для меня, как и для вас, музыка - центр сердца и ума. Я хочу слышать её, петь, звучать так долго и сильно, как только смогу. И хочу получать достойный отклик на каждое своё выступление. Можно ли назвать это именно стремлением к славе? Как вы думаете? И на что человек может пойти, чтобы её добиться, до каких дойти пределов? - певица смотрела на собеседника с живым интересом, желая уловить тончайшие оттенки того, как он отзовётся на её слова.

Слегка касаясь губами всё ещё холодного края высокого стакана, вся обратившись в слух, Алессандра слушала, впитывала рассуждение своего собеседника о Венеции. Кажется, впервые она слышала, как её город описывает тот, кто ещё совсем недавно был здесь гостем. Это было немного странно: всё равно что наблюдать, как работает художник, набрасывая эскиз. Сопранист набрасывал эскиз словесно, но от этого тот был не менее ярок: не золотая Венеция её детства и юности, а хищный город-левиафан, готовый сожрать тебя, едва ты сам ослабишь хватку. Алессандра чуть улыбнулась, чтобы развеять собственную мрачную аналогию.
- Мне кажется, синьор Тедески, вы с Венецией просто ещё мало сдружились и оттого пока не поняли друг друга: она не хищник, а игрок, поэтому ничего не отнимает сознательно и жадно, а лишь проигрывает вам, а потом неожиданно выигрывает у вас. Это всё игра вроде той, что каждый вечер идёт здесь в ридотти. Со временем вы привыкнете к этому, невозможно не привыкнуть, - голос Алессандры зазвучал чуть тише, с долей сочувствия и некоторой печали, затем снова взлетел выше: - К тому же я с радостью поделюсь с вами местными тайнами, сплетнями, обычаями и курьёзами, чтобы вы отвлеклись и меньше грустили. А вы за это расскажете мне о нравах и тайнах Тосканы, - певицы улыбнулась, лукаво сверкнув  глазами.
Всё, что Тедески говорил о музыке и славе, синьорина Алессандра могла бы повторить слово в слово сама. Обычно сходство принципов и взглядов порождает союзы, но в театральном мире устремления их обоих могли бы стать основой скорее для вражды, чем для дружбы. Впрочем, пока враждовать было не из-за чего, а желание славы - лазейка к подкупу. Вообразив себя Дидоной на сцене, Алессандра без труда вообразила своего собеседника в роли, например, наперсницы царицы. Получив роль, певица легко добилась бы этого небольшого подарка для недавнего союзника.
- Вы правы, синьор Тедески, - задумчиво проговорила женщина, глядя в лицо своему визави. - Отпечаток в сердцах людей стоит немалого и многое можно отдать за то, чтобы его оставить. Я чувствую это всякий раз, когда пою Агриппину, и едва не лишаюсь чувств, ощущая отклик тех, кто слушает меня. Мне всегда думалось, что оперы трагического свойства задевают слушателей особенно сильно и глубоко. Кстати, полагаю, так будет и с "Покинутой Дидоной" маэстро Альбинони. Мне интересно, что вы думаете об этой опере? Что она для нас и для Сан-Джованни? Театр громче, чем улей, гудит от слухов о подготовке и распределении ролей. Я сама увлечена всем этим, признаться, больше, чем от себя ждала.
Собственное мнение об опере, подготовке и особенно о распределении ролей Алессандра приберегала на потом, надеясь, что сперва собеседник выложит карты на стол и окончательно станет понятен, как открытая книга.

Алессандра коротко рассмеялась, услышав сравнение Неаполя и Венеции, слишком уж оно показалось верным, слишком близким к тому, что чувствовала и говорила она сама, когда вела в Болонье разговоры, подобные этому.
- Думается, вы всё же успели ухватить суть нашего города, хоть и пробыли здесь совсем недолго, - проговорила певица, сделав большой глоток лимонада. Она постепенно всё больше увлекалась, входя в азарта разговора, обмена метафорами и впечатлениями. - Венеция сама по себе похожа на одно блестящее, нескончаемое приключение, которое до невозможности соблазнительно прожить. Но мне будет приятно услышать всё, что вы расскажете о Тоскане, вы так говорите, что её хочется увидеть вашими глазами.
Теперь собеседник внимательно, не таясь, смотрел женщине в лицо. Алессандра сперва со свойственной ей подозрительностью встревожилась, решив, что Тедески что-то в её словах не по душе, или он почуял нечто тайное и теперь пытается уловить в смене выражений лица гостьи какой-то подвох для себя. Однако то, как живо сопранист заговорил потом об опере и о сцене позволило предположить, что он демонстрирует скорее не обострённую внимательность, а искренний интерес: в том, как синьор Тедески наблюдал за Алессандрой, и как говорил о "Дидоне" было весьма ощутимое сходство.
Певица полностью разделяла мнение своего собеседника об опере и готова уже была горячо к нему присоединиться, расхваливая маэстро Альбинони, решение Сан-Джованни, саму "Дидону" и всё, что с ней связано, однако женщину остановили вскользь оброненные Тедески слова "все главные роли уже разобраны". По-прежнему улыбаясь, Алессандра пристально посмотрела на сопраниста. "Что именно ему известно? Какие роли разобраны? Какие имена названы". Аккуратно подбирая слова, певица заговорила снова:
- Я с вами полностью согласна, синьор Тедески - проговорила Алессандра. - Это опера, достойная самой громкой славы, и я уверена, что она в любом случае станет для театра безоговорочной победой. Что же до распределения ролей, то я, признаться, не знаю ничего однозначного, хотя со мной и вели примерные разговоры, обсуждая возможные варианты... - певица помолчала. Откровенно признаваться, что все эти варианты относились ко второму ряду совсем не хотелось. - Однако не сомневаюсь, что в любом случае попаду в хорошую компанию, к примеру, будущий Эней прекрасен. Единственное, что меня удивляет, так это сама Дидона. Мне кажется, наша светлоокая синьорина Дельмонте ещё совсем не доросла до подобных ролей. Как бы ни была сильна воспитавшая её школа, сама певица ещё совсем юна и недостаточно искусна... - последние слова Алессандра произнесла тоном лёгкого сомнения, ожидая согласится с ней собеседник или станет спорить.

Новости, прозвучавшие из уст молодого певца, были не просто неожиданными - для синьорины Алессандры они были по-настоящему ошарашивающими. Женщина с трудом сдержала удивление, не позволив ему стать слишком явным, а через мгновение её улыбка сделалась чуть шире. В данный момент Алессандра готова была саркастически рассмеяться, но вовсе не над собеседником и уж конечно, не над несостоявшейся соперницей, а над самой собой. Явиться плести интриги и сколачивать заговор, а вместо этого так явно выступить в амплуа простушки - это, пожалуй, заслуживало самых злых насмешек. Будь ситуация чуть менее важной, певица даже смогла бы получить своеобразное удовольствие от комизма положения, но сейчас самоирония боролась в ней с жесточайшей досадой. Безусловно, Тедески много талантливее Дельмонте, и проиграть ему было бы меньшим унижением, но что делать, если проигрывать совсем не хочется?..
Алессандра снова подняла глаза на собеседника. Сопранист теперь выглядел серьёзным и, как показалось женщине, вовсе не лучился гордой победительностью. Певица опустила взгляд, собираясь с мыслями, затем снова вскинула глаза и безмятежно улыбнулась собеседнику:
- Признаться, вы меня огорошили, синьор Тедески, - негромко произнесла она. - Узнавая новости последней, всегда чувствуешь себя этакой театральной деревенщиной, которая живёт на отшибе и всё на свете пропускает мимо ушей. Что ж, позвольте вас поздравить, это блестящее начало для того, кто только пару месяцев назад оказался в Венеции. Не будет с моей стороны нескромным поинтересоваться, известно ли вам ещё что-то о распределении? Раз я отстала от всего театра, теперь, видимо, остаётся собирать сплетни, - певица коротко усмехнулась.
Алессандра оставалась всё такой же улыбчивой и мягкой, однако разгулявшиеся досада и обида мешали толком сосредоточиться. Из-за этого идеи стремительно сменяли друг друга в голове женщины, и ни одна не казалась однозначно хорошей. Отступиться и попытаться расположить к себе сопраниста, чтобы закрепить за собой второстепенную партию Белинды, приближённой царицы? Разговорить Франко Тедески, а потом сплести против него тот заговор, что замышлялся против Дельмонте? Искать помощи у попечителей и влиятельных покровителей?
Окончательного решения Алессандра так и не приняла, но утвердилась в мысли, что по своей воле не отступит: один раз добровольно приняв второстепенную партию, рискуешь отойти в тень навсегда.

"Роли второстепенного плана", "вам более всего подходит эта роль" - эти слова показались Алессандре отравленными иглами. Она уже готова была отказаться от своего первоначального мнения и решить, что Франко Тедески вовсе не наивный, увлечённый искусством юноша, а по-змеиному хитрый интриган, способный не только ловко обойти соперника, но и изящно посмеяться над ним. Алессандра улыбнулась особенно очаровательно: ядовитые слова отповеди уже готовы были сорваться с её губ, однако в последний момент певица сдержалась, и её улыбка вновь осталась только выражением светской приязни.
- Франческа и Джиозетта, каждая на свой лад, пожалуй, достойны этой роли, - одобрительно проговорила Алессандра. - За таким соперничеством даже интересно следить.
Певица говорила так, будто была лишь зрителем, и к ней самой это соперничество не имело никакого непосредственного отношения. Это стоило труда, но Алессандра понимала, каким опасно может быть выказать себя страждущей охотницей за ролями, и в какой мере такое поведение способно создать ей в театре репутацию невостребованной статистки.
Женщина согрела в руках и без того потеплевший стакан и взглянула на собеседника. Протекция Тедески только что была не испрошена, а предложена, а это всё-таки не совсем одно и то же. В конце концов, блеснуть можно и в партии второго плана, да и до премьеры немало всего может случиться... "Пожалуй, худой мир лучше доброй ссоры, а второстепенная партия лучше полного отсутствия в главной премьере сезона".
- Ваши слова - бальзам на сердце, синьор Тедески, как женщина и певица, я вдвойне падка на комплименты, - Алессандра слегка склонила голову в знак благодарности. - Для меня было бы большим удовольствием петь вместе с такой Дидоной, и, если вы действительно так высоко цените моё мастерство и поделитесь этим мнением с маэстро, я буду по-настоящему благодарна.
Улыбка, сопроводившая последние слова певицы, обычно обещала собеседнику самую горячую любовную благодарность или теплейшую дружбу, однако сейчас служила своей обладательнице просто наиболее удобной и яркой ширмой, призванной скрыть любые неприятные чувства или недобрые мысли.

- Я уже благодарна вам, как дорогому другу, синьор Тедески, - негромким, переливчатым голосом отозвалась певица.
Улыбка Алессандры оставалась всё такой же лучезарной и безмятежной, и теперь это не стоило женщине почти никакого труда: ей пришлось проглотить ложку весьма горькой микстуры, однако взамен она получила маленький подарок, которым пока что могла удовлетвориться и дать себе время ещё раз осмотреться и всё обдумать. Сейчас, когда ситуация обрисовалась более чётко, Алессандра чувствовала себя не успокоенной, но удовлетворённой.
Однако было непохоже, чтобы подобные чувства испытывал её собеседник. Певица заметила, как блуждает взгляд сопраниста, словно ища, на чём остановиться, что сделать новой темой разговора. Недобрую мысль предоставить Тедески самому заново превращать беседу в непринуждённую болтовню Алессандра отмела: ей будет и выгоднее, и приятнее, если эта встреча обоим запомнится как хоть сколько-то удачная.
- Дорогой синьор Тедески, - произнесла певица самым что ни на есть сердечным тоном, легко касаясь руки своего визави. - Что бы ни ответил вам маэстро, это не удручит меня и не должно расстроить вас. Это всего лишь наши бесконечные театральные танцы со сменой партнёров, они заслуживают внимания и обсуждения гораздо меньше, чем ваш чудесный лимонад, жаркая погода, лилии или, тем более, "Аминта". Мы, венецианцы, всегда так танцуем, но это лишь отчасти меняет нашу жизнь.
Сейчас Алессандра была так обаятельна, как только умела, всем своим видом и поведением призывая собеседника к непринуждённости и лёгкости, к забвению любых расстройств. На радостной ноте было приятнее заканчивать любой разговор.